О ПРЕССЕ В РОССИИ
Узел на шее свободы прессы в России затягивается всё туже.
Газетчики не знают о чем писать, то есть, чего бы такого вечного сочинить, чтоб и штраф не заплатить, и в тюрьму не попасть, и чтоб газету не закрыли.
С утра до ночи эти несчастные с пером в руках и листком бумаги перед глазами, беспощадно подвергая цензуре собственные мысли, пытаются что-либо написать, понимая, что ничего у них не выйдет.
Бедняги журналисты!
Эти несчастные мусульманские журналисты, которые ретируются перед одним, двумя, тремя, четырьмя, пятью цензорами!
Бедолага журналист берет перо в руки и говорит: «Напишу-ка я что-нибудь политическое». Пишет немного… читает написанное, потом сам себя упрекает, что ты делаешь, подумай о семье.
Рвет бумагу, говорит, что поделать, напишу-ка я о светских мусульманских странах.
Пишет и понимает: нет, султана, иранского падишаха, всех смешал между собой, да так, что если традиционные мусульмане прочтут, то такой поднимут крик, что слышно будет и в Петербурге, и в Стамбуле, и даже в Тегеране.
Видит, что и это не пишется, отбрасывает в сторону.
Говорит, напишу я о житие-бытие… Пишет: «Безнравственность религиозных лидеров…»
Останавливается. Видит, продолжать опасно.
Погоревав, пишет: «Женский вопрос» и тут же перечеркивая, пишет: «Хулиганство».
Быстро перечеркнув и это, пишет: «Худшие наши пороки».
Зачеркивает, останавливается и понимает, хоть убей, а в голове иных мыслей нет.
Откладывает писательское перо, а бумаги все выкидывает в мусорную корзину, встает и, походив немного взад-вперед, восклицает:
- А не стать ли мне коммерсантом!
Узел на шее свободы прессы в России затягивается всё туже.
Газетчики не знают о чем писать, то есть, чего бы такого вечного сочинить, чтоб и штраф не заплатить, и в тюрьму не попасть, и чтоб газету не закрыли.
С утра до ночи эти несчастные с пером в руках и листком бумаги перед глазами, беспощадно подвергая цензуре собственные мысли, пытаются что-либо написать, понимая, что ничего у них не выйдет.
Бедняги журналисты!
Эти несчастные мусульманские журналисты, которые ретируются перед одним, двумя, тремя, четырьмя, пятью цензорами!
Бедолага журналист берет перо в руки и говорит: «Напишу-ка я что-нибудь политическое». Пишет немного… читает написанное, потом сам себя упрекает, что ты делаешь, подумай о семье.
Рвет бумагу, говорит, что поделать, напишу-ка я о светских мусульманских странах.
Пишет и понимает: нет, султана, иранского падишаха, всех смешал между собой, да так, что если традиционные мусульмане прочтут, то такой поднимут крик, что слышно будет и в Петербурге, и в Стамбуле, и даже в Тегеране.
Видит, что и это не пишется, отбрасывает в сторону.
Говорит, напишу я о житие-бытие… Пишет: «Безнравственность религиозных лидеров…»
Останавливается. Видит, продолжать опасно.
Погоревав, пишет: «Женский вопрос» и тут же перечеркивая, пишет: «Хулиганство».
Быстро перечеркнув и это, пишет: «Худшие наши пороки».
Зачеркивает, останавливается и понимает, хоть убей, а в голове иных мыслей нет.
Откладывает писательское перо, а бумаги все выкидывает в мусорную корзину, встает и, походив немного взад-вперед, восклицает:
- А не стать ли мне коммерсантом!
