Сегодня исполнилось семнадцать лет со дня как ее называют, «Кражи века», когда в Азербайджанском государственном музее искусств имени Рустама Мустафаева были украдены несколько сотен произведений знаменитых мастеров. Следы этого преступления, среди которых находились и экспонаты Бременского музея, которые попали в азербайджанский музей в качестве трофеев Второй мировой войны, были обнаружены в Нью-Йорке при попытке продажи украденных произведений. Эта криминальная история тогда получила мировую огласку, об этом писали ведущие средства массовой информации. Кому-то пришлось сесть в тюрьму по приговору нью-йоркского и бакинского судов, часть украденного была возвращена в Азербайджан, однако часть так и осталась невозвращенной, как и ответы на ряд вопросов, что и обуславливает продолжающийся интерес к этой истории. На вопросы РадиоАзадлыг отвечает доцент Академии художеств Азербайджана, заведующий отделом критики Союза художников Азербайджана, заслуженный деятель искусств Зиядхан Алиев.
- Семнадцать лет назад, когда это произошло, вы работали заведующим отделом западноевропейского и русского искусства музея. Скажите, произведения каких мастеров были украдены? Можно перечислить хотя бы вкратце?
- Тогда были похищены 274 произведений из фонда графики музея. Произведения выдающихся, всемирно известных мастеров – Рембрандта, Дюрера, Ван-Дейка, Пуссена, Каррачи и других, русских и советских художников. Кроме этого, были украдены также 30 средневековых миниатюр азербайджанских, иранских и японских мастеров кисти.
- Произведения мастеров, имена которых вы назвали, бесценны. Это шедевры. И все-таки, в наш прагматичный век интересно, во сколько приблизительно оцениваются эти украденные шедевры?
- Отношение к вопросу цены украденных произведений был разным начиная со дня кражи. Однако как специалист, несколько сведущий в мировых ценах на эти произведения, среди которых находились и экспонаты Бременского музея, я оценил их приблизительно как в 100-150 миллионов долларов. Отмечу, что одна только графика Дюрера «Женская баня» была оценена нью-йоркским экспертом в 6 миллионов долларов. Вот и считайте сами…
- А вас тогда привлекали к следствию, допрашивали?
- Естественно, как и всех сотрудников музея.
- И в качестве кого?
- Свидетеля. Однако во время допросов, после определенного момента, у меня сложилось впечатление, что следователи не очень склонны найти следы преступления. Более того, они оказывали определенное давление на тех, кто давал показания, не совпадавшее с их версией следствия. На меня, например – были попытки оклеветать, обвинить. Однако я не изменил свои показания. И старался отстоять, доказать свою точку зрения, отличную от мнений некоторых «экспертов». Экспертов в кавычках, которые утверждали, что украденные произведения не имеют музейной ценности. Я говорил, что украдены очень ценные вещи.
- После Ваших слов «следователи не очень склонны найти следы преступления» возникает естественный вопрос – а почему? Почему следователи не были склонны?
- По правде говоря, я с некоторым сомнением относился к правоохранительным органам Азербайджана. Но они приятно удивили меня. В них были высокопрофессиональные люди, которые за короткое время – около недели смогли выйти на след преступников, определить криминальную цепочку. Они четко исполнили свой долг и получили показания рабочего, сотрудника музея, который сказал: «Директор музея дал мне ключ от фонда графики. Я открыл эту комнату, забрал там рисунки, собранные в одну папку, отнес домой к директору и отдал ему. А на следующий день отнес их в Министерство культуры и сдал в комнату № 325». Это был отдел по работе с музеями и библиотеками в министерстве. Именно после этих показаний у меня создалось впечатление, о котором уже говорил. Видно было, раскрытие очередного звена цепочки стало явно невыгодно кому-то, так как после этих показаний следователи стали постепенно отступать от прежних позиций. Были предприняты определенные шаги, направленные, как бы это сказать, на угасание следственного дела. Не угас только мой пыл. Тогда ликвидировали мой отдел в министерстве, а меня уволили по сокращению.
- Вы сказали, что «отнесли в комнату № 325 и сдали». Это ясно. Но неясно, кому? Вот второй вопрос, который возникает из Вашего рассказа. Этот человек не был назван? И еще... По чьему поручению этот рабочий отнес работы в папке в эту комнату?
- Рабочий это сделал по указанию директора музея. На основании его показаний в российской газете «Рабочая трибуна» от 30 ноября 1994 года был помещен материал Алексея Воронкова, озаглавленный «Дюрера и Рембрандта умыкнули из музея, как колбасу с мясокомбината». Это статья была написана на основании видеозаписи очной ставки этого рабочего и директора музея. Потом эту статью перевела на азербайджанский и напечатала газета «Vətəndaş» («Гражданин»), которая издавалась в Баку. Ни одна из этих статей не была опровергнута. А раз не опровергнута, значит правда… Показания о том, что работы из музея были сданы в комнату № 325 дал музейный рабочий Джабраил Бабаев, а в том же 94 году в интервью, если не ошибаюсь, бакинской газете «Арена», главный следователь Азад Меджидов признал, что эти показания соответствуют истине.
- А кто был директором музея?
- Тебрик Гасымова.
- А кто принял у Бабаева эти произведения в министерстве культуры?
- Отделом по работе с музеями и библиотеками, который помещался в комнате №325, заведовал Керим Таиров. В настоящее время он является директором Национальной библиотеки (бывшей библиотеки имени М.Ф.Ахундова. прим.ред.).
- Рабочий отдал эти произведения Кериму Таирову?
- Он не назвал имен. Просто сказал, что они были сданы в комнату № 325.
- А следствие не смогло определить, кому он сдал работы?
- Может, следствие и смогло, это есть в следственных материалах. Но я этого не знаю. Было сообщено только, что Джабраил Бабаев отнес папку и сдал в комнате №325 Министерства культуры.
- Вам не кажется, что это немного странно? Говорится, в какую комнату отнесли ворованное, но не говорится, кому?
- Наверное, Джабраил Бабаев знает. И следствие тоже знает, по-моему. Не думаю, чтобы это было тайной.
- Вы сказали, что «некоторые «эксперты», эксперты в кавычках, утверждали, что украденные произведения не имеют музейной ценности». Что это означает?
- Скажу, что кражи из азербайджанского музея искусств – не новость. Еще в советское время, в 1973 году была украдена работа Марка Шагала «Семья». К сожалению, в соответствии с правилами советского времени, общественность об этом не узнала. Кража была совершена в санитарный день, когда в музее не было посторонних. Значит, организаторами воровства были непосредственно сотрудники музея. Были и другие подобные кражи. На мой взгляд, организаторы последнего хищения хотели продолжить эту «традицию» и считали, что она пройдет так же тихо, как и другие. Вполне вероятно, был и расчет, на крайний случай, выдать работы за ничего не стоящие и замять дело. Считаю, что работы вполне могли украсть и за несколько месяцев до дня обнаружения кражи, например, в апреле месяце. Дело в том, что в апреле в фонде графики был проведен акт «приема-сдачи», но ключи находились не у того, кто принимал, а у того, кто сдавал. Если допустить, что в фонде графики около 5 000 работ, а ежедневно просматривалось от 300 до 500, то есть перекладывались из одного угла комнаты в другой, то принимающий не мог уследить, остались ли на следующий день в папке работы, которые были положены туда вчера. Таким образом, во время «приема-сдачи» тот, кто принимал, не мог контролировать работы, что находились в фонде в процессе «приема-сдачи».
Когда следствию было сказано о незначительности украденного, встал вопрос о том, оригиналы ли украденные работы или нет? Тогда министр культуры, для того, чтобы покончить с этими разговорами, и в то же время обелить себя перед следствием, организовал экспертную комиссию. Сделано это было без ведома следствия, так как в подобные действия таких случаях запрещается соответствующими инструкциями правоохранительных органов. В организованную министром комиссию вошли Расим Эфендиев и Мурсал Наджафов, а также два реставратора.
- А как звали реставраторов?
- Натиг Сафаров и Гюльшен Гаджиева из Центра реставрации. Искусствоведы пришли к выводу, что украденные произведения не имеют музейной ценности, так как такие можно купить в букинистических магазинах. Однако реставраторы были более осторожны в оценках и сказали, что окончательное решение они могут высказать только после физико-химической экспертизы. Таким образом, выводы комиссии были двойственны. Однако это не помешало оформить мнение двух докторов искусствоведения в виде экспертного заключения комиссии и представить министру. А министр культуры, выступая по телевидению, и словно в ответ на мое выступление на передаче студии «215 КЛ», где я обвинял работников музея, сказал, что украденные работы не имеют музейной ценности. А нам с детства внушали, что в музеях хранят ценные произведения, музейные ценности.
- В основном…
- Это обычная логика. Действительно, какой смысл хранить в музее не имеющие ценности вещи? Такое выступление о подделках, как и экспертиза, преследовали цель приуменьшить значение этого воровства из музея. Но это спустя короткое время растаяло и истина выплыла наружу.
- А кто был министром культуры?
- Полад Бюльбюльоглы, который занимал этот пост более 18 лет.
- Какую часть украденных произведений удалось вернуть?
- Украденные произведения были вывезены из страны и доставлены в Америку. Там в 1996 году в Нью-Йорке при попытке оценки для продажи графики Дюрера, о которой я уже говорил, было обнаружено, что работы ворованные. Тогда были предупреждены все комиссионеры о недопустимости покупки краденого и объявлен розыск. В 1997 году Интерпол задержал несколько человек, пытавшихся продать эти произведения, а в 99 году их судили.
(Продолжение следует)
- Семнадцать лет назад, когда это произошло, вы работали заведующим отделом западноевропейского и русского искусства музея. Скажите, произведения каких мастеров были украдены? Можно перечислить хотя бы вкратце?
- Тогда были похищены 274 произведений из фонда графики музея. Произведения выдающихся, всемирно известных мастеров – Рембрандта, Дюрера, Ван-Дейка, Пуссена, Каррачи и других, русских и советских художников. Кроме этого, были украдены также 30 средневековых миниатюр азербайджанских, иранских и японских мастеров кисти.
- Произведения мастеров, имена которых вы назвали, бесценны. Это шедевры. И все-таки, в наш прагматичный век интересно, во сколько приблизительно оцениваются эти украденные шедевры?
- Отношение к вопросу цены украденных произведений был разным начиная со дня кражи. Однако как специалист, несколько сведущий в мировых ценах на эти произведения, среди которых находились и экспонаты Бременского музея, я оценил их приблизительно как в 100-150 миллионов долларов. Отмечу, что одна только графика Дюрера «Женская баня» была оценена нью-йоркским экспертом в 6 миллионов долларов. Вот и считайте сами…
- А вас тогда привлекали к следствию, допрашивали?
- Естественно, как и всех сотрудников музея.
- И в качестве кого?
- Свидетеля. Однако во время допросов, после определенного момента, у меня сложилось впечатление, что следователи не очень склонны найти следы преступления. Более того, они оказывали определенное давление на тех, кто давал показания, не совпадавшее с их версией следствия. На меня, например – были попытки оклеветать, обвинить. Однако я не изменил свои показания. И старался отстоять, доказать свою точку зрения, отличную от мнений некоторых «экспертов». Экспертов в кавычках, которые утверждали, что украденные произведения не имеют музейной ценности. Я говорил, что украдены очень ценные вещи.
- После Ваших слов «следователи не очень склонны найти следы преступления» возникает естественный вопрос – а почему? Почему следователи не были склонны?
- По правде говоря, я с некоторым сомнением относился к правоохранительным органам Азербайджана. Но они приятно удивили меня. В них были высокопрофессиональные люди, которые за короткое время – около недели смогли выйти на след преступников, определить криминальную цепочку. Они четко исполнили свой долг и получили показания рабочего, сотрудника музея, который сказал: «Директор музея дал мне ключ от фонда графики. Я открыл эту комнату, забрал там рисунки, собранные в одну папку, отнес домой к директору и отдал ему. А на следующий день отнес их в Министерство культуры и сдал в комнату № 325». Это был отдел по работе с музеями и библиотеками в министерстве. Именно после этих показаний у меня создалось впечатление, о котором уже говорил. Видно было, раскрытие очередного звена цепочки стало явно невыгодно кому-то, так как после этих показаний следователи стали постепенно отступать от прежних позиций. Были предприняты определенные шаги, направленные, как бы это сказать, на угасание следственного дела. Не угас только мой пыл. Тогда ликвидировали мой отдел в министерстве, а меня уволили по сокращению.
- Вы сказали, что «отнесли в комнату № 325 и сдали». Это ясно. Но неясно, кому? Вот второй вопрос, который возникает из Вашего рассказа. Этот человек не был назван? И еще... По чьему поручению этот рабочий отнес работы в папке в эту комнату?
- Рабочий это сделал по указанию директора музея. На основании его показаний в российской газете «Рабочая трибуна» от 30 ноября 1994 года был помещен материал Алексея Воронкова, озаглавленный «Дюрера и Рембрандта умыкнули из музея, как колбасу с мясокомбината». Это статья была написана на основании видеозаписи очной ставки этого рабочего и директора музея. Потом эту статью перевела на азербайджанский и напечатала газета «Vətəndaş» («Гражданин»), которая издавалась в Баку. Ни одна из этих статей не была опровергнута. А раз не опровергнута, значит правда… Показания о том, что работы из музея были сданы в комнату № 325 дал музейный рабочий Джабраил Бабаев, а в том же 94 году в интервью, если не ошибаюсь, бакинской газете «Арена», главный следователь Азад Меджидов признал, что эти показания соответствуют истине.
- А кто был директором музея?
- Тебрик Гасымова.
- А кто принял у Бабаева эти произведения в министерстве культуры?
- Отделом по работе с музеями и библиотеками, который помещался в комнате №325, заведовал Керим Таиров. В настоящее время он является директором Национальной библиотеки (бывшей библиотеки имени М.Ф.Ахундова. прим.ред.).
- Рабочий отдал эти произведения Кериму Таирову?
- Он не назвал имен. Просто сказал, что они были сданы в комнату № 325.
- А следствие не смогло определить, кому он сдал работы?
- Может, следствие и смогло, это есть в следственных материалах. Но я этого не знаю. Было сообщено только, что Джабраил Бабаев отнес папку и сдал в комнате №325 Министерства культуры.
- Вам не кажется, что это немного странно? Говорится, в какую комнату отнесли ворованное, но не говорится, кому?
- Наверное, Джабраил Бабаев знает. И следствие тоже знает, по-моему. Не думаю, чтобы это было тайной.
- Вы сказали, что «некоторые «эксперты», эксперты в кавычках, утверждали, что украденные произведения не имеют музейной ценности». Что это означает?
- Скажу, что кражи из азербайджанского музея искусств – не новость. Еще в советское время, в 1973 году была украдена работа Марка Шагала «Семья». К сожалению, в соответствии с правилами советского времени, общественность об этом не узнала. Кража была совершена в санитарный день, когда в музее не было посторонних. Значит, организаторами воровства были непосредственно сотрудники музея. Были и другие подобные кражи. На мой взгляд, организаторы последнего хищения хотели продолжить эту «традицию» и считали, что она пройдет так же тихо, как и другие. Вполне вероятно, был и расчет, на крайний случай, выдать работы за ничего не стоящие и замять дело. Считаю, что работы вполне могли украсть и за несколько месяцев до дня обнаружения кражи, например, в апреле месяце. Дело в том, что в апреле в фонде графики был проведен акт «приема-сдачи», но ключи находились не у того, кто принимал, а у того, кто сдавал. Если допустить, что в фонде графики около 5 000 работ, а ежедневно просматривалось от 300 до 500, то есть перекладывались из одного угла комнаты в другой, то принимающий не мог уследить, остались ли на следующий день в папке работы, которые были положены туда вчера. Таким образом, во время «приема-сдачи» тот, кто принимал, не мог контролировать работы, что находились в фонде в процессе «приема-сдачи».
Когда следствию было сказано о незначительности украденного, встал вопрос о том, оригиналы ли украденные работы или нет? Тогда министр культуры, для того, чтобы покончить с этими разговорами, и в то же время обелить себя перед следствием, организовал экспертную комиссию. Сделано это было без ведома следствия, так как в подобные действия таких случаях запрещается соответствующими инструкциями правоохранительных органов. В организованную министром комиссию вошли Расим Эфендиев и Мурсал Наджафов, а также два реставратора.
- А как звали реставраторов?
- Натиг Сафаров и Гюльшен Гаджиева из Центра реставрации. Искусствоведы пришли к выводу, что украденные произведения не имеют музейной ценности, так как такие можно купить в букинистических магазинах. Однако реставраторы были более осторожны в оценках и сказали, что окончательное решение они могут высказать только после физико-химической экспертизы. Таким образом, выводы комиссии были двойственны. Однако это не помешало оформить мнение двух докторов искусствоведения в виде экспертного заключения комиссии и представить министру. А министр культуры, выступая по телевидению, и словно в ответ на мое выступление на передаче студии «215 КЛ», где я обвинял работников музея, сказал, что украденные работы не имеют музейной ценности. А нам с детства внушали, что в музеях хранят ценные произведения, музейные ценности.
- В основном…
- Это обычная логика. Действительно, какой смысл хранить в музее не имеющие ценности вещи? Такое выступление о подделках, как и экспертиза, преследовали цель приуменьшить значение этого воровства из музея. Но это спустя короткое время растаяло и истина выплыла наружу.
- А кто был министром культуры?
- Полад Бюльбюльоглы, который занимал этот пост более 18 лет.
- Какую часть украденных произведений удалось вернуть?
- Украденные произведения были вывезены из страны и доставлены в Америку. Там в 1996 году в Нью-Йорке при попытке оценки для продажи графики Дюрера, о которой я уже говорил, было обнаружено, что работы ворованные. Тогда были предупреждены все комиссионеры о недопустимости покупки краденого и объявлен розыск. В 1997 году Интерпол задержал несколько человек, пытавшихся продать эти произведения, а в 99 году их судили.
(Продолжение следует)