Здесь я сделаю некоторое отступление. 13 марта я мог отказаться и не лететь в Газах. Гейдар Алиев мог послать самого министра обороны Абиева. Но я полетел, потому что Газах мне очень дорог, дорог каждый куст, от мала до велика, дорога каждая пядь земли - там прошла вся моя военная деятельность и годы самих суровых испытаний. Я за время службы узнал многих людей в регионе, и регион доверился мне, поддержал меня. Я не мог не прилететь в Казах. Понимаю, что для многих в наше время мои слова звучат непонятно и странно, но для меня дела чести были выше карьеры и моей личной судьбы.

НЕОЖИДАННОЕ РЕШЕНИЕ

Услышав слова президента Азербайджана о том, что он поговорил с президентом Армении Тер-Петросяном и получил согласие на проведение операции, я, не задумываясь, сел в машину и поехал в ресторан «Джаваншир», где засели омоновцы. До назначенного уже начала операции оставалось буквально 2 часа.

Поняв замысел Алиева, я определил для себя - операции не быть, не позволю. Не позволю пролиться азербайджанской крови там, где мы берегли жизнь каждого солдата, когда ОМОН вместе с нами сидел в окопах, защищая этот регион. Я знал и представлял, что может ждать меня после, но был готов к этому. Но я тогда не представлял еще масштабов репрессий против меня и моей семьи за это мое непослушание Гейдару Алиеву.

ПОСЛЕДНИЙ РАЗГОВОР ПЕРЕД ОПЕРАЦИЕЙ

Я встретился с командиром ОМОН Эльчином Амираслановым, и при всех рассказал ему все и об операции, о том, что мне приказано взять в кольцо и уничтожить всех. Сказал, что не собираюсь делать этого, сказал, что тыл оставлен свободным и они могут уходить. Наступило тяжелое молчание.

Я смотрел им в глаза. Они понимали меня, как понимали всегда на полях сражений, во время войны перед лицом опасности. И здесь, когда они вроде должны были возненавидеть меня – этого не произошло. Наоборот, они по-прежнему называли меня командиром, как называли раньше, в разгар войны. Мы были боевыми братьями - и я не мог открыть огонь по родным братьям, сынам моего народа, который я любил и люблю, и за которого всегда готов был отдать самое дорогое - жизнь. И приехал я в Азербайджан не для того, чтобы убивать своих братьев, а для того, чтобы защищать мой народ. Я не мог позволить ничего подобного, и они знали и понимали это. Они по прежнему верили мне. Я даже сказал им, во сколько я начну операцию, попрощался и в продолжающемся молчании пошел к своей машине. Перед тем, как сесть в машину, я оглянулся - они смотрели вслед. Трудно было оторваться от них, и я готов был остаться с ними – ведь они были так же дороги мне, как и мои непосредственние подчиненные, те, кто беспрекословно выполнял все мои приказы и распоряжения во время операций, охраняя и защищая Родину.

НАЧАЛО ОПЕРАЦИИ

15 марта утром, поставив боевые задачи подразделениям, я направил их в направлении ресторана «Джаваншир». Явно было видно, и по состоянию подразделений, как им трудно выполнять подобные задачи, но они знали что делать. Через некоторое время мне сообщили с переднего края, что ресторан освобожден, члены ОМОН отошли и уходят в направлении Акстафа-Газах. В моем штабе, откуда я управлял операцией, были, естественно, и представители МНБ, генпрокуратуры, и естественно, представители президента, которые «внимательно следили» за обстановкой и всеми моими действиями. Когда они услышали о том, что ОМОН отходит, они потребовали от меня повернуть орудия, чтобы уничтожить отходящих артиллерией! Они настойчиво требовали это от имени Гейдара Алиева, требовали действий на уничтожение! Я отнесся к этим требованиям как подобает, спокойно напомнив им, что руковожу операцией я, и продолжал делать то, что считал нужным. Мои подразделения передвигались вперед, преследуя отступающую группу ОМОН, надо было передвигаться вслед за ними, поэтому я пригласил Захида Дунямалиева и Фатуллу Гусейнова в машину и мы поехали. В этом был еще и тот плюс, что все эти люди, которые требовали уничтожения отступающих артиллерией, остались в штабе, уже не видели и слышали меня, не могли следить за моими действиями, а я не видел и не слышал их.

ЗВОНОК ПРЕЗИДЕНТА

По прибытии в Газах нам доложили, что потерь среди личного состава, как с одной, так и с другой стороны нет, к счастью. Единственное, что я с тревогой ждал в докладах, так именно это - потери. Их не было, и наступило облегчение в душе, какое-то определенное спокойствие.

Пока мы были в Казахе, мне опять позвонил Гейдар Алиев и попросил доложить результаты операции. Я ответил, что операция пока продолжается, и я сделаю это позже. Он спокойно спросил о потерях - я также спокойно ответил, что их нет. Тут он резко крикнул в трубку – видно было, что нервы у старика не выдерживают – «А что за коридор вы оставили?». Я понял, что ему уже было доложено об этом.

Я спокойно ответил, что никакого коридора не было - и что я проводил операцию так, как позволяли мои знания и возможности. Ничего не сказав, он бросил трубку, хотя обычно тепло прощался со мной. Отмечу здесь, что ранее он вызывал меня к себе, об этом я уже писал в предыдущих частях, достаточно часто, не менее 3-4 раз в месяц, всегда говорил доверительно, видно было, что возлагал на меня определенные надежды. А тут, бросил трубку не попрощавшись.

«ОПЕРАЦИЯ ДОЛЖНА БЫТЬ ПРОВЕДЕНА ТАК!»

В тот же день республиканские радио и телевидение передавали, что Газахский ОМОН напал на посты Национальной армии. Это было явная и наглая ложь, потому что, на самом деле приступили к выполнению поставленной задачи правительственные войска, которыми командовал я. Мне ли не было знать об этом?

Алиев больше не звонил, не говорил со мной аж до 17 марта. Он позвонил 17 марта вечером и спросил меня - слышал ли я об операции в Баку? Я сказал, что кое-что слышал. На что Гейдар Алиев ответил, что операция должна была быть проведена именно так…

17 марта в результате операции, проведенной в Баку против республиканского ОМОН, был убит Ровшан Джавадов.

Тогда же погибло по разным данным, от 20 до 60 человек, а ранено от 50 до 100. К уголовной ответственности были привлечены и осуждены сотни и тысячи людей.

(Продолжение следует)

Статья отражает точку зрения автора