На 92-м году жизни скончался Рэй Брэдбери.
Славу отца лирической фантастики Брэдбери принесли два написанных более полувека назад шедевра, на которые опирается огромный канон писателя, включающий более пятисот опусов.
Первая книга – сборник "Марсианские хроники" (1950) - не только сделала знаменитым 30-летнего автора, но и вывела страстно любимый им жанр - фантастику - из подросткового гетто. Взявшись за планету, которая со времен Уэллса считалась законной добычей воображения, Брэдбери создал чисто американский миф. Его Марс – еще один Новый Свет, очередная попытка начать с чистого листа, последний шанс исправить ошибки. Беда в том, что земляне, какими изображает их Брэдбери, не уймутся, пока чужая планета не станет неотличимой от своей.
Если поэтический мир "Марсианских хроник" был опрокинут в американское прошлое, то бескнижная вселенная романа "451 градус по Фаренгейту" (1953) моему поколению казалась репортажем из нашего настоящего.
Моя ровесница, эта книга сопровождала меня всю жизнь, ибо первый раз я прочел "451 градус по Фаренгейту", когда мне еще не объяснили, кто такой Фаренгейт, но уже тогда сжигать книги казалось мне не умнее, чем деньги. В те времена книги, собственно, и были деньгами, только настоящими. Из них сколачивали состояния, и я еще застал эпоху, когда украденный в спецхране том Бердяева стоил мою годовую зарплату. Она, правда, была небольшой, но я не жаловался, ибо получал ее в пожарной охране. Там, не умея играть в домино, я всю смену читал – с утра до утра. В том числе – Брэдбери. Его герой носил такую же каску, как я, но начальник у него был начитанный:
"Я начинен цитатами, всякими обрывками, - сказал Битти. – У брандмейстеров это не редкость".
Адвокат дьявола, зловещий Брандмейстер служит у Брэдбери великим инквизитором. Он взвалил на себя груз знаний, чтобы они не мешали остальным счастливо смотреть телевизор. Книги отравляют его жизнь, и он ищет смерти как избавления от навязанных ими противоречий. Для него библиотека - не хор умов, а хаос мнений. И прочитанное лезет из брандмейстера потоком отрицающих друг друга изречений.
Впрочем, тогда нам казалось все проще. В антиутопии Брэдбери мы видели тоталитарный кошмар страны, избавившейся от книг. Рэй Брэдбери так резко повысил их метафизическую стоимость, что мы видели в нем изобретателя и апостола самиздата.
Время, однако, показало, что его роман вновь актуален сегодня, когда идет война между видеократией и письменным словом. Защищая последнее, самоучка Брэдбери, который, по его признанию, всему обязан публичной библиотеке Лос-Анджелеса, стал рыцарем книги. Характерно, что центральный положительный герой, кочующий по многим его сочинениям, - библиотекарь.
В финале романа "451 градус по Фаренгейту" появляются и сами книги - одухотворенные, воплощенные, словно влитые в вызубривших их наизусть людей. Утопическая библиотека Брэдбери - это компания бродяг, каждый из которых служит обложкой - Экклезиасту, Генри Торо, Альберту Швейцеру. Так мрачную фантазию Брэдбери осветляет неизбежный в Америке просветительский оптимизм: книга как ангел-хранитель - овладевая душой, она спасает ее.
Скорбя о смерти последнего титана из плеяды золотого века американской фантастики, я хочу закончить цитатой, которая была бы лучшей эпитафией Рэю Брэдбери:
"Меня часто просят предсказать будущее, но я-то хочу предотвратить его".
Славу отца лирической фантастики Брэдбери принесли два написанных более полувека назад шедевра, на которые опирается огромный канон писателя, включающий более пятисот опусов.
Первая книга – сборник "Марсианские хроники" (1950) - не только сделала знаменитым 30-летнего автора, но и вывела страстно любимый им жанр - фантастику - из подросткового гетто. Взявшись за планету, которая со времен Уэллса считалась законной добычей воображения, Брэдбери создал чисто американский миф. Его Марс – еще один Новый Свет, очередная попытка начать с чистого листа, последний шанс исправить ошибки. Беда в том, что земляне, какими изображает их Брэдбери, не уймутся, пока чужая планета не станет неотличимой от своей.
Если поэтический мир "Марсианских хроник" был опрокинут в американское прошлое, то бескнижная вселенная романа "451 градус по Фаренгейту" (1953) моему поколению казалась репортажем из нашего настоящего.
Моя ровесница, эта книга сопровождала меня всю жизнь, ибо первый раз я прочел "451 градус по Фаренгейту", когда мне еще не объяснили, кто такой Фаренгейт, но уже тогда сжигать книги казалось мне не умнее, чем деньги. В те времена книги, собственно, и были деньгами, только настоящими. Из них сколачивали состояния, и я еще застал эпоху, когда украденный в спецхране том Бердяева стоил мою годовую зарплату. Она, правда, была небольшой, но я не жаловался, ибо получал ее в пожарной охране. Там, не умея играть в домино, я всю смену читал – с утра до утра. В том числе – Брэдбери. Его герой носил такую же каску, как я, но начальник у него был начитанный:
"Я начинен цитатами, всякими обрывками, - сказал Битти. – У брандмейстеров это не редкость".
Адвокат дьявола, зловещий Брандмейстер служит у Брэдбери великим инквизитором. Он взвалил на себя груз знаний, чтобы они не мешали остальным счастливо смотреть телевизор. Книги отравляют его жизнь, и он ищет смерти как избавления от навязанных ими противоречий. Для него библиотека - не хор умов, а хаос мнений. И прочитанное лезет из брандмейстера потоком отрицающих друг друга изречений.
Впрочем, тогда нам казалось все проще. В антиутопии Брэдбери мы видели тоталитарный кошмар страны, избавившейся от книг. Рэй Брэдбери так резко повысил их метафизическую стоимость, что мы видели в нем изобретателя и апостола самиздата.
Время, однако, показало, что его роман вновь актуален сегодня, когда идет война между видеократией и письменным словом. Защищая последнее, самоучка Брэдбери, который, по его признанию, всему обязан публичной библиотеке Лос-Анджелеса, стал рыцарем книги. Характерно, что центральный положительный герой, кочующий по многим его сочинениям, - библиотекарь.
В финале романа "451 градус по Фаренгейту" появляются и сами книги - одухотворенные, воплощенные, словно влитые в вызубривших их наизусть людей. Утопическая библиотека Брэдбери - это компания бродяг, каждый из которых служит обложкой - Экклезиасту, Генри Торо, Альберту Швейцеру. Так мрачную фантазию Брэдбери осветляет неизбежный в Америке просветительский оптимизм: книга как ангел-хранитель - овладевая душой, она спасает ее.
Скорбя о смерти последнего титана из плеяды золотого века американской фантастики, я хочу закончить цитатой, которая была бы лучшей эпитафией Рэю Брэдбери:
"Меня часто просят предсказать будущее, но я-то хочу предотвратить его".